«Только когда мы пытаемся воссоздать повседневные сцены
на психоаналитических подмостках, мы часто с ужасом открываем,
что находимся в разгаре представления, и всё-таки понятия не имеем,
о чём же эта пьеса, и кто её персонажи».
Джойс МакДугалл.
«Театр души. Иллюзия и правда на психоаналитической сцене».

В данной статье мы подымем вопрос, который остро стоит в современной России и Украине – непрофессионализм «душевных врачей»: психологов, психотерапевтов, психоаналитиков. Мы коснемся одного из аспектов этой проблемы, а именно сложность погружения в психоаналитический океан неопределенности пациента – цепляние специалиста за теоретические клише и встраивание душевной боли пациента, его реальных переживаний под копирку из страницы учебника. Мы посмотрим, как происходит задавливание живых переживаний и чувств мертвой теорией – мертвой сверхценной идеей. Все это может привести к повторной ретравматизации, и пациент, вместо облегчения своих душевных мук, снова погрузиться в театр несчастливого детства, где на сцене будут играть пьесу его жизни те внутренние объекты, которые и привели его к страданиям во взрослой жизни.

Обратимся к реальному примеру. Игорь, молодой привлекательный мужчина 30 лет, жаловался на то, что ему сложно переносить тревогу, которая буквально захлестывает его. Например, пропущенный телефонный звонок от шефа мог ввести Игоря в такое состояние, когда ему казалось, что его хотят уволить, что он не сможет найти себе новую работу и скорее всего, чтобы не умереть с голоду, ему придется работать официантом (при этом Игорь занимал руководящую должность в крупной компании и хорошо справлялся со своими обязанностями). Он проходил психоаналитическую психотерапию и посещал психотерапевта один раз в неделю. Первые четыре месяца психотерапия приносила ему облегчение, Игорь отмечал, что стал тревожиться гораздо меньше. Параллельно с этим, на сессиях, он нападал на психотерапевта (женщина), говорил о ее недостатках, критиковал в том, что она загоняет его под шаблоны из учебников. Психотерапевт интерпретировала это как то, что он ее пытается контролировать, и в своей голове не соглашалась с его нападками, приписывая его к такому регистру пациентов, для которых такие атаки, как что-то само собою разумеющееся. Постепенно, в такой динамике, Игорь начал подумывать об уходе из психотерапии – он делился своими мыслями с психотерапевтом, но та продолжала интерпретировать это как очередную атаку и в своей голове отмечала, что это «само собою разумеющееся вещи». Также его тревога вновь начала усиливаться. Переломной сессией, которая стала трамплином из ухода Игоря из психотерапии, стало вот что:

Игорь: Меня достали машины (очень раздраженно). Эти крупные иномарки, которые едут даже по пешеходным тротуарам! А я иду, и мне нужно уступить им дорогу. И у меня нет другого выбора!
Психотерапевт: Я вижу в этом тенденцию все контролировать (раздраженно).
Игорь: Мне кажется это не так (испуганно). Но каким образом я контролирую?
Психотерапевт: Вы хотите повлиять на машину, но не можете этого сделать.

Далее, по ходу сессии, агрессия Игоря повысилась. Психотерапевт заявила, что больше не выдерживает и думает о досрочном завершении сессии. Игорь замолчал, т.к. очень испугался. Спустя несколько сессий, пациент объявил о своем уходе.

Анализ. Сессия начинается со слов Игоря: «Меня достали машины (очень раздраженно). Эти крупные иномарки, которые едут даже по пешеходным тротуарам! А я иду, и мне нужно уступить им дорогу. И у меня нет другого выбора!». Очевидно, что это сказано под влиянием переноса – эта большая иномарка, которая давит его – это психотерапевт, которая загоняет его в теоретические клише. Вместо того, чтобы обсудить это, например, сказать: «Игорь, похоже, и я к Вам недостаточно внимательна, и давлю на Вас как эта большая иномарка», психотерапевт в очередной раз (!) дает мертвую интерпретацию: «Я вижу в этом тенденцию все контролировать». Почему так происходит? Есть ли связь этого с уходом Игоря из психотерапии и тем, что его тревога вновь начала повышаться? Видимо психотерапевт сама находится в большой тревоге, поэтому она не может, в достаточной мере, сконтейнировать пациента. Тревога и вызывает цепляние за сверхценную идею, мол «Такому пациенту свойственно все контролировать и нападать». Но при этом, психотерапевт избегает вступить с ним в бессознательную коммуникацию, погрузить в театр его души и услышать то, что ему сообщают невербально, а ведь это и есть самое ценное!

В данном случае, психотерапевт нападает на пациента своими мертвыми интерпретациями – она сама защищается от него, поэтому и раздражается. А после атаки: «Я вижу в этом тенденцию все контролировать», тревога Игоря, которую он пытается пометить в психотерапевта, возвращается к нему с удвоенной силой и он пугается. Известно, что младенец, в начале жизни, испытывает большое количество тревоги. Задача матери эту тревогу контейнировать, перерабатывать. Однако, если она с этим не справляется, то тревога возвращается к младенцу еще с большей силой, и это приносит ему душевную боль. И именно это происходит между Игорем и психотерапевтом, которая, как и его мать, находится в большой тревоге, и не справляется с тревогой Игоря, что возвращается к нему еще большим рикошетом. Выходит, что с определенного момента психотерапевт не справлялась с переработкой тревоги пациента и начала защищаться от этого сверхценной идеей и атакой на него, и все это привело к повторной ретравматизации пациента!

Этот непрофессионализм и трагедия для Игоря развернулись тем, что он бессознательно чувствовал, что на него нападают (с одной стороны), и пытался достучаться до своей депрессивной матери, при помощи агрессии (с другой стороны). Все это привело к тому, что психотерапевт не выдержала и ушла в грубое отреагирование: «Возможно, нам стоит досрочно завершить психотерапию». Это вызвало приступ страха у пациента, но что еще больше трогает, так это отсутствие эмпатии у психотерапевта – ведь неужели она не видела как ее пациент боится ее потерять, как он пытается достучаться до нее, какую душевную боль он переживал с ней? Все это игнорировалась, все это заталкивалось в страницы учебника, который не имел ничего общего с живым пациентом! И во всей этой ситуации, стоит искренне порадоваться за мужество и силу Игоря, который ушел от этого психотерапевта к другому, а ведь испытав такую ретравматизацию, многие пациенты перестают верить в то, что кто-то им может помочь и окончательно замыкаются в себе. И это горе! Это слезы, который раз и навсегда могут застрять в душе и сломать жизнь!

Читаем интересные материалы: